Среди распространенных в России фобий самая популярная — заселение страны "представителями иных национальностей (китайцами, вьетнамцами и др.)". 35% считают эту угрозу государству вполне реальной, даже возможность собственного вымирания из-за падения рождаемости беспокоит население гораздо меньше, в нее верит лишь 23% (ВЦИОМ, июль 2013 года).

Мысль о гастарбайтерах тревожит всех россиян. Рамзан Кадыров в Грозном озабочен вьетнамцами. При безработице 27,8% (Росстат, второй квартал 2013 года) "бесконтрольный приток рабочей силы не может быть оправданным". К тому же, пишет Кадыров в блоге, "зарегистрирован ряд тяжких преступлений, в том числе убийств, совершенных мигрантами в отношении своих же соотечественников": двоих вьетнамцев убили собутыльники во время распития спиртных напитков, шестерых пришлось депортировать за проживание без регистрации. Но, конечно, "при условии планомерной и системной работы в этом направлении мы освободимся от этого нежелательного явления".

Сергей Собянин в Москве призывает "идти по пути, по которому мы уже шли": "Это жесткий контроль за предприятиями, наказание работодателей, высылка всех мигрантов, которые нарушили миграционное законодательство, без права возвращения в Россию". В Москве, рассказывал и. о. мэра в начале июля в интервью "Вестям", только за трое суток полицейской операции "Заслон-1" задержали 2,5 тыс. нарушителей миграционного законодательства и 80 из них депортировали. "Я,— говорит он,— надеюсь, будут "Заслон-2" и "Заслон-3", и это превратится в нормальную системную работу".

Слова и. о. мэра должны найти горячий отклик в сердцах москвичей, они чувствуют себя пострадавшими от мигрантов гораздо сильнее всех остальных россиян. По данным ФОМа (2012), москвичи чаще утверждают, что от приезжих больше вреда, чем пользы (62% при 37% по стране в целом), въезд представителей отдельных национальностей в их регион следует ограничить (88% в Москве, 62% по стране), а "коренным национальностям" дать больше прав, чем остальным (63% и 36% соответственно). В ответ на просьбу перечислить главные городские проблемы 55% жалуется, что в столице слишком "много мигрантов из бывших южных республик СССР и с Северного Кавказа" ("Левада-центр", июль 2013 года).

Объединение в одном ответе выходцев из бывших союзных республик с уроженцами Северного Кавказа может показаться странным, но, как говорит директор "Левада-центра" Лев Гудков, "если взять всю ксенофобию за 100%, то 70% будут антикавказские настроения", в которых "нет никаких признаков демаркации" по наличию или отсутствию гражданства. "По опросам получается, что люди не ассоциируют мигрантов из Чечни с российскими гражданами",— добавляет директор Центра миграционных исследований Дмитрий Полетаев.

Можно, конечно, предположить, что мигрантов вокруг действительно слишком много. Хотя, если верить каждому высказыванию официальных лиц по этому поводу, окажется, что численность иностранцев в России за последние годы сократилась радикально. Ровно десять лет назад МВД оценивало их количество в 20 млн и уверяло, что ежегодно в стране остаются 2-3 млн незаконных переселенцев (см.: Толерантность как фактор противодействия ксенофобии: управление рисками ксенофобии в обществе риска.— М., 2011). Соответственно, и угроза "заселения России иными национальностями" казалась более реальной, чем сегодня: в 2005 году ее опасалось 58% россиян. Напрасно, силовики явно завышали масштабы миграции.

Сейчас миграционное ведомство оценивает количество иностранцев в России в 10,8 млн; 3,7 млн из них приехали в гости, на учебу или на лечение, 3,2 млн работают на законных основаниях, судьба чуть менее 4 млн остается неизвестной ФМС. "Из этой категории около 3 млн — это люди, которые превышают срок законного пребывания. Они пребывают больше трех месяцев. Видимо, они работают. Работают незаконно. У нас данных о том, что они получили какие-то разрешительные документы, нет",— говорил в мае этого года глава ФМС Константин Ромодановский (цитата по "Интерфаксу").

По мнению Полетаева, этим сведениям можно доверять: "Ситуация, когда не отслеживали всех въезжающих, осталась в прошлом. У ФМС есть эта база. И в их заявлениях все время звучит цифра 3-5 млн. Наверное, она близка к истине. Точное количество неформально занятых вам никто не скажет. А если скажет, знайте, что это неправда, потому что исследований, которые позволили бы уточнить эту цифру, давно не было".

Так или иначе, даже с учетом предположительной неформальной занятости трудовых мигрантов в РФ получается чуть более 6 млн. Впрочем, желающие развить свою фобию могут и сейчас найти оценки, выполненные в традиционном, завышенном стиле. Показателя 25-30 млн (мы взяли его из первой попавшейся новости на сайте ДПНИ) будет достаточно, чтобы себя напугать: будь эти цифры правдивыми, иностранным рабочим был бы по меньшей мере каждый третий работающий человек в России (общая численность занятого населения — 71,4 млн).

Половина населения страны, а в столицах — более 60% (ФОМ, 2012 год) убеждены, что мигранты отнимают работу у местных жителей. Однако граждане, как правило (59%), считают целесообразным принимать иностранцев разнорабочими на транспорте, в ЖКХ, торговле, строительстве, сельском хозяйстве, а также дворниками и уборщиками (за дворников — 47%) — едва ли не самые ходовые у мигрантов вакансии. Лишь 15-20% мигрантов работают в тех же нишах, что и россияне, приводит данные исследований Полетаев. При этом многие иностранные рабочие зарабатывают столько же, сколько и местные. Как говорит завсектором изучения миграционных и интеграционных процессов Института социологии РАН Владимир Мукомель, проведенное в конце 2011 года обследование показало, что средний заработок мигранта — 20 тыс. руб. в месяц, это совершенно неотличимо от средней по экономике заработной платы в то время.

Однако, указывает Полетаев, надо учитывать, сколько работают иностранные рабочие: "Мы в строительстве пытались посчитать, сколько в час стоит работодателю российский строитель и сколько иностранец. Разница в два-три раза. Потому что мигранты работают шесть дней в неделю по 10-12 часов". И это не предел. Председатель общественного движения "Таджикские трудовые мигранты" Каромат Шарипов сказал "Деньгам", что кассиры в ряде столичных гипермаркетов работают по 14 часов в день за 17 тыс. руб. в месяц. Приходится усомниться в искренности жалоб менеджеров на непрестижность этой работы у наших соотечественников, "несмотря на большие, около $1 тыс., заработные платы".

Показания работников и работодателей сходятся в одном: мигрантов часто нанимают не напрямую, а через посредников. Розничные сети, торгующие алкоголем, использовали агентства, предоставляющие персонал по договору аутсорсинга, еще и как способ обойти действовавшую для них несколько лет нулевую квоту на использование иностранной рабочей силы. Способ не всегда срабатывал. Прежде чем в прошлом году правительство согласилось увеличить лимит до 25% численности персонала, ФМС успела оштрафовать за нарушение запрета сеть "Билла" — по 800 тыс. руб. за каждого мигранта. Впрочем, о какой бы отрасли ни шла речь, такие случаи — скорее исключение. "Многое определяется коррупцией,— отмечает Полетаев.— Штрафы за нелегальных работников очень большие, но, как показывают наши исследования и исследования других коллег, работодателям проще платить взятки и, безусловно, выгоднее иметь нелегального работника, чем нанять легального".

Обойтись совсем без мигрантов не выйдет. Численность населения трудоспособного возраста в России уменьшается на несколько сотен тысяч в год, и это ощутимо даже в условиях стагнации. "А если начнется подъем экономики,— предполагает Полетаев,— предприятия быстро почувствуют, что у нас физически мало людей, которые могут работать". Однако, чтобы нанять работника легально, компания должна за полтора года (до 1 мая) подать заявку на получение квоты, иначе ее шансы не слишком высоки. Но и это не всегда помогает: в регионах жалуются, что квоты из года в год дают одним и тем же компаниям и часть квот немедленно поступает в перепродажу. Цена — 25-30 тыс. руб. Это слишком много для рабочего и неоправданно дорого для работодателя, убеждены собеседники "Денег". Взятки дешевле: предприниматели платят по 3 тыс. руб. с работника, говорит Шарипов. Он полагает, что мигрантам приходится иметь дело с намеренно выстроенной коррупционной пирамидой.

Так или иначе, при примерно 6 млн фактически работающих мигрантов квота на их привлечение уже третий год устанавливается на уровне 1,7 млн и постоянно выбирается лишь на две трети. В 2012 году было выдано 1,17 млн разрешений на работу, в 2010 и 2011 годах — еще на 100 тыс. меньше. Необходимость совершенствовать квотирование признают даже в самой ФМС. Механизм не просто очень неудобен, а очевидно не способствует контролю над рынком труда. Не имея возможности получить разрешение, работник, по выражению Мукомеля, "находит работодателя вне правового поля".

Несколько ослабить процесс "выталкивания мигрантов в нелегальность" помогло введение в 2010 году патентов, замечает Полетаев: "Когда их начали продавать для тех, кто работает у частных лиц, их начали покупать и те, кто работает в организациях. Они их расценивают как индульгенцию в случае, если их остановит полиция". В случае проверки компании патент не спасет, и тем не менее, по словам Мукомеля, таких среди покупателей патентов как минимум две трети. "Механизм патентования, может быть, стоит распространить на всех,— размышляет Полетаев.— Это довольно легкий способ, и людям не надо ни в каких очередях стоять: у них есть патент, и они просто платят по квитанциям каждый месяц. Они хотят быть легальными и готовы платить за свою легальность. Но это должна быть разумная цена".

На ситуацию с привлечением квалифицированных кадров такая перемена вряд ли повлияет — этих кадров попросту нет. Президент Ассоциации строителей России Николай Кошман мечтает о том, чтобы миграционная служба помогала компаниям "отобрать в Средней Азии или на Украине и привезти сюда тех специалистов, которые им нужны,— бетонщиков, штукатуров, сантехников": "И защита у них должна быть не на порядок-два ниже, чем у наших, а на том же уровне: они приехали нам помочь". Сейчас, по впечатлениям Кошмана, специальностью владеет 10-15% мигрантов. А директор программ международного альянса "Трудовая миграция" Сергей Болдырев считает, что добиться подготовки рабочих кадров на родине невозможно. "Если Россия хочет иметь квалифицированных работников, она должна отказаться от иллюзий по этому поводу. Ни таджики, ни киргизы, ни узбеки не в состоянии учить людей "на экспорт", они в этом не заинтересованы. Мы должны нанимать толковую молодежь и здесь ее учить. Тратить на это ну полгода. За это время человек и язык подучит, и начнет интегрироваться". Вероятно, он также захочет остаться в России навсегда.

Сейчас, по словам Мукомеля, постоянно жить здесь хочет 28% мигрантов. Отсутствие у россиян энтузиазма по этому поводу можно объяснять культурными различиями. "Если лет десять—пятнадцать назад к нам приезжали жители городов, то сейчас в основном сельские жители. И москвичи, конечно, недовольны. Городские мигранты знали, что такое городская среда. Сельские мигранты и язык хуже знают, и культура у них другая. Вспомните, у нас были лимитчики — как к ним относились? Это потому, что они приезжали с сельской культурой в городскую",— напоминает Полетаев.

Может показаться парадоксом, но чаще всего считают мигрантов проблемой те, кто приехал в Москву 10-15 лет назад. У москвичей во втором поколении "уровень ксенофобии гораздо ниже, потому что они более уверены в своем праве на город", тогда как приезжие, объясняет Гудков, "не чувствуют себя накопившими достаточный ресурс, боятся, что приезжие будут конкурировать с ними за социальные ресурсы, настаивают на необходимости предоставления этнической иерархии".

В силу этих же причин мигранты кажутся проблемой 72% москвичей, которым не хватает денег на одежду, и лишь 39% тех, кто может купить автомобиль. Вина за "ощущение тотальной уязвимости своего существования, социальной незащищенности" перекладывается на представителей этнических общин в силу "очень сильного государственного патернализма", полагает социолог. Население считает, что "власть должна обеспечивать не только порядок, но и условия жизни, определенный уровень благосостояния, как в советское время, но власть этого не делает", и недовольство ею переносится на чужих. "Это механизм смещенной агрессии,— говорит Гудков.— Вы знаете, что собака никогда не будет лаять на хозяина? Она будет лаять в угол. Воспитанная собака, я имею в виду".