В 2008 году в Дрездене на детской площадке эмигрант из России по имени Алекс Винс оскорбил египтянку Марву Али эль-Шербени. Она попросила Винса уступить ее дочери место на качелях. В ответ Винс назвал ее «исламисткой», «террористкой» и «исламской шлюхой». Эль-Шербени подала в суд за оскорбление.

Суд присудил Винса к штрафу в 780 евро. После объявления приговора Винс прямо в зале суда достал нож и зарезал истицу, нанеся ей 18 ударов ножом. Ранен был и ее муж, ученый-генетик, работавший в Германии по приглашению института Макса Планка.

В 2009 году Винса приговорили к пожизненному заключению.

Тогда немецкая пресса в репортажах об этом диком случае не акцентировала внимание на происхождении убийцы и расистских мотивах убийства. А зря. От этого случая тянется прямая ниточка к массовым расистским и исламофобским митингам и демонстрациям выходцев из СССР в январе 2016 года, охватившим множество городов Германии. В акциях приняли участие до 10 тысяч человек. Если бы немецкие социологи в свое время занялись изучением образа мыслей и политических пристрастий этой среды, то, как минимум, взрыв погромной исламофобии этого года не показался бы немцам таким неожиданным. За неконтролируемой вспышкой расистской ненависти одного психопата скрывалась вполне контролируемая, устойчивая и осознанная исламофобия сотен тысяч и миллионов наших соотечественников. 

Речь тут идет об обеих основных группах советских мигрантов в Германии — и о «русских немцах», и о «русских евреях». Причем о подавляющем их большинстве. В этническом смысле это одна и та же среда, разделенная разве что некоторыми идеологическими предрассудками. Вместе их свела исламофобия. Во всяком случае, приглашение на расистскую демонстрации в январе 2016 г. я получил по рассылке из недр «еврейской общины» Берлина. Ссылки в письме вели на неонацистские и одновременно на советско-ностальгические сайты «русских немцев». Для этой истории вообще характерно смешение самых разных, но в равной степени отвратительных предрассудков. 

Советские мигранты привезли традиционный советский расизм с собой. В ксенофобию по отношению к туркам и арабам преобразовалось хорошо знакомое по Советскому Союзу презрение к «чуркам» и «националам».

На это накладывается впитанная с детства чисто расистская привычка определять принадлежность к народу по происхождению и уверенность в наследовании культурных и этнических признаков. И твердое убеждение большинства мигрантов, что в Германию они попали по праву рождения — благодаря «немецкой» или «еврейской» крови. 

Добавьте к этому тоже массовое и тоже ложное истолкование понятия «европейские ценности». Под ними понимаются отнюдь не реальные ценности европейской демократии — права человека, а нечто обратное: примат белых европейцев над цветными инородцами. Отсюда уверенность, что для сохранения этих ценностей надо как можно меньше иноверцев и инородцев пускать в Европу. Себя эта публика, парадоксальным образом, ощущает частью демократической Европы и ее защитниками.

Отторжение беженцев из мусульманских стран в Германии мигрантами из бывшего СССР абсолютно иррационально. Нет никаких оснований полагать, что уровень преступности среди выходцев из Сирии превосходит уровень «русской» преступности в Германии. Скорее наоборот. Проблемы, которые возникли в Германии в 2015 году в связи с притоком миллиона сирийских беженцев — социальные, организационные и финансовые, — отнюдь не более тяжелы, чем проблемы, связанные с приемом нескольких миллионов мигрантов из СССР 20-25 лет назад. Скорее, опять же, наоборот. И вспышка преступности была намного сильнее, и конфликт культур, и финансовые проблемы Германии, вынужденной тогда вливать бесчисленные миллиарды в рухнувшую экономику земель бывшей ГДР, были тяжелее. Но тогда эти проблемы отнюдь не воспринимались населением Германии как угрожающие и непреодолимые. Об этом и речи идти не могло.

Впрочем, и нынешние проблемы с сирийскими беженцами воспринимаются таковыми только расистской и неонацистской частью населения. Исключительно потому, что речь идет о «чужаках», инородцах, якобы угрожающих «белой Европе». Именно в эту маргинальную часть политического спектра Германии массы советских мигрантов интегрировались гораздо быстрее и охотнее, чем в демократическую. Характерно, что первая расистская демонстрация «русских немцев» в берлинском районе Марцан была первоначально заявлена как демонстрация неонацистской партии НПД.

Опубликованная в «Ежедневном Журнале» 9 февраля статья Израиля Зайдмана «Не выплеснуть бы с помоями ребенка!» демонстрирует набор типичных для советских мигрантов расистских предрассудков и типичной для погромной пропаганды аргументации.

Ребенок, которого Зайдман боится выплеснуть, — это исламофобия. Впрочем, «исламофобия» — термин условный. Никаких религиозных разногласий или претензий за ним не стоит. Он скрывает обычный расизм и ненависть к чужакам. Просто большинство эмигрантов в Европе в наше время происходит из мусульманских стран, поэтому «мусульманин» для нынешнего расистского мышления — это такой синоним «инородца», портящего «белую расу». 

В подтверждение опасности, которая исходит от турков и арабов, Зайдман приводит ряд абсурдных, якобы компрометирующих их всех примеров: «...в Мюнхене есть микрорайоны, населённые мигрантами из мусульманских стран, где на улицах или на станциях метро говорить по-немецки (как, впрочем, и по-русски) далеко небезопасно: местная турецкая и арабская молодёжь за одну только немецкую (русскую) речь может придраться к прохожим. И хорошо ещё, если такие "придирки" заканчиваются словесными выпадами…».

Это абсолютное вранье. Нигде ни в каких городах Германии нет и быть не может районов, где могло бы происходить нечто, описанное Зайдманом. За четверть века жизни в населенном в основном арабами и турками районе Берлина я не видел ни одной уличной драки, и вообще ни одного уличного конфликта. И не слышал о них никогда. Трудно представить себе более дружелюбную и лишенную намека на агрессию обстановку. Привезенную из СССР привычку напрягаться при встрече на темной улице с группой молодежи я утратил уже через пару месяцев жизни в турецком районе Берлина. Вряд ли это произошло бы так же быстро где-нибудь в районе Марцана, с большой концентрацией «русских немцев» и живыми традициями советского общежития. Именно с Марцана и началась волна исламофобских демонстраций, вызванная лживой передачей российского телевидения о якобы изнасилованной арабами русской девочке.

Вообще-то нам сильно повезло, что случай с «изнасилованной девочкой» оказался фальшивкой. Та же самая пропагандистская кампания могла бы быть выстроена и на вполне реальном случае. Принципиально это ничего поменять в оценке ситуации не может: насильники бывают всякие, в том числе и русские, причем часто. Но бороться с ней было бы гораздо труднее. Для людей с психологией Зайдмана и участников этих демонстраций чисто нацистская логика обвинения всего народа или всей конфессии в преступлениях отдельных их представителей — естественное дело. 

Зайдман цитирует радикального исламиста из Бельгии Абу Имрана, заявившего в 2011 г., что «Мусульманин не может исповедовать демократию как идеологию» и «Нужно обратить Бельгию в исламское государство». Абу Имран был осужден судом в Антверпене в 2015 г. на 12 лет заключения за подготовку вооруженного восстания и радикализацию молодежи. Об этом Зайдман не пишет. Он вообще не делает и не видит разницы между исламом и исламизмом, между мусульманами и религиозными фанатиками. А разница тут примерно такая же, как между «русскими» и «русской мафией». И если следовать логике Зайдмана и его единомышленников, то любой пример русской преступности в Германии должен был бы служить поводом к публичным требованиям изгнать всех русских из Европы. 

Представление о том, что мигранты из мусульманских стран — все сплошь религиозные фанатики, мечтающие о свержении демократии и установлении теократии в тех странах, куда они едут,  о том, что европейской культуре поэтому грозит исчезновение, а наплыв «инородцев» и «иноверцев» означает тихую агрессию и захват Европы — в чистом виде паранойя. Среди выходцев их бывшего СССР фактически массовая. За ней стоит банальное невежество и полное отсутствие знаний о том, что собой представляют современные миграционные процессы, мигранты и демократия.

Нынешние расисты цитируют Коран с той же целью, с какой нацисты цитировали Ветхий завет — чтобы доказать изначальную злокозненность объекта ненависти. А нынешняя исламофобия — несомненно прямая реинкарнация антисемитизма столетней давности.

Традиционным для невежественных расистов образом Зайдман нападает на «мультикультурализм» демократического общества, «политкорректность» и «толерантность». 

Зайдман: «Неспособность защитить нашу культуру превратила иммиграцию в самую опасную угрозу, которая может быть использована против Запада. Мультикультурализм сделал нас настолько толерантными, что мы терпим нетерпимое». Ясно, что именно для автора этих строк нестерпимо — сосуществование с мусульманами в одной стране. 

Мультикультурализм зафиксирован в законодательствах и конституциях демократических стран теми статьями, которые запрещают привилегии или дискриминацию по этническому, религиозному и прочим таким же признакам. Любое демократическое государство мультикультурно по определению. Альтернатива мульткультурному государству — антидемократические шовинистические режимы с привилегированной «титульной нацией» и подавлением этнических, религиозных и расовых меньшинств. Что-то вроде Третьего рейха или ЮАР до отмены сегрегации.

Пикантность в том, что ненавистники мультикультурализма понимают под борьбой с ним исключительно травлю мусульман. До конца эту идею они не додумывают, иначе бы сообразили, что сами они с точки зрения гипотетических идеологов монокультурного государства — носители сомнительной культуры и неясного происхождения. К тому же — потребители исключительно русской прессы. И в случае победы шовинизма над демократией в той же Германии оказываются, мягко говоря, в уязвимом положении. Вероятность того, что победители-неонацисты примут их за «своих» весьма мала.  

Такая же глупость происходит и с термином «политкорректность». Он означает всего лишь обычную вежливость, перенесенную на уровень общественных отношений. Ненавистники «политкорректности» борются за право на публичное хамство и ксенофобию по отношению к мусульманам. Опять же, не додумывая последствий гипотетической победы для самих себя.

Примерно та же ситуация и с термином «толерантность». Он означает право любого человека на свободу слова и мнений. Борцы с толерантностью ратуют де-факто за отмену гражданских прав и свобод, первыми жертвами которой станут они сами.

Конечно, это чисто абстрактные размышления. Никаких шансов у русских расистов сегодня всерьез поколебать ситуацию в европейских странах, к счастью, нет.